За спиной пастора поблескивает темная вода. Она пахнет глиной и какими-то минералами.

– Господь видит наши жертвоприношения и наши старания. Однако Он видит не только тех, кто живет по его заповедям. Но и тех, кто сбился с истинного пути. Кто польстился на лживые обещания дьявола.

Пастор опускает факел на уровень глаз Эльзы.

– Он видит – и готов принять их назад в свои объятия. Он помнит обо всех своих детях. Подобно блудному сыну, любой всегда может вернуться к Нему и будет встречен с радостью. Бог любит всех нас.

Эльза слышит, как рядом с ней всхлипывает Дагни. Она находит ее ладонь и крепко сжимает, но не получает никакого ответа. Рука Дагни безжизненна.

– Вы хотите вернуться к Господу? – спрашивает их Матиас, пристально глядя на Эльзу; языки пламени отражаются в его глазах.

– Да, – мямлит сквозь слезы Дагни. – Да, да…

Ингрид ничего не говорит. Она упорно смотрит вниз, на воду. Ей так же, как и Эльзе, уже понятно, какая участь их ждет. Ее лицо бледно и угрюмо. Нос распух, но кровь из него больше не идет.

– Объятия Господа раскрыты для вас, – громко говорит пастор, размахивая руками, словно читая проповедь. – Вы можете вернуться. Очиститься от ваших грехов. Вы можете возродиться в новом обличье, освободившись от всего, тяготящего вас.

Дагни начинает рыдать уже по-настоящему – так, что плечи трясутся. И Эльза отпускает ее руку. Ей невыносимо чувствовать ее дрожь.

– Давайте поможем им, – говорит Матиас; подняв факел таким образом, что в его свете, несмотря на свои нежные черты, он сейчас выглядит суровым ангелом мести. – Давайте вернем их нашему Господу. Очистим их и очистимся сами.

– Аминь, – слышит Эльза шепот сотен голосов за своей спиной, распространяющийся вдоль сырых стен пещеры и расползающийся по всем туннелям. – Аминь.

Пастор кивает парням, стоящим позади трех пленниц. Тяжелые руки опускаются на плечи Эльзы и заставляют ее встать на колени. Камни своими острыми краями врезаются в кожу. В ноже, который парень вытаскивает из-за пояса, нет ничего особенного – самый заурядный, из тех, какие постоянно таскает с собой каждый мужчина или парень в городе. Черная рукоятка, лезвие блестит в тусклом свете.

Пастор протягивает факел одному из сотен горожан, стоящих по соседству, и немного наклоняется вперед, а потом кладет Эльзе руку на голову. Она сухая и теплая.

– Не беспокойся, – говорит он тихо. – Ее нет здесь. – Его шепот адресован только Эльзе. – Она наверху, на поверхности, с ребенком. И не увидит этого.

Айна.

Чувство благодарности охватывает Эльзу, пусть даже ненависть к пастору переполняет ее.

Она встречается с ним взглядом.

Тот целует ее в лоб сухими губами.

Рыдания Дагни переходят в крик, и она начинает голосить рядом с Эльзой:

– Нет, пожалуйста, пожалуйста, позвольте мне уйти, я не имела в виду ничего плохого, я обещаю никогда… никогда…

Ее стенания превращаются в вой, и Эльзе так и не удается узнать, что же она обещает не делать.

Пастор выпрямляется.

– Я предаю эту душу тебе, Господи, чтобы Ты удостоил ее своей благодати и очистил от грехов и земной скверны, – быстро произносит он. Его рука на голове Эльзы становится тяжелее, вцепляется в волосы и откидывает ее назад, чтобы открылось горло. Матиас поднимает нож, в свете факела напоминающий серебряный меч. – Во имя Отца, и Сына, и Святого…

Но его слова тонут в страшном грохоте над их головами. Кажется, внезапно разразилась ужасная гроза – пусть от неба пещеру отделяет многометровый слой земли. Но именно такой звук издает подмытая грунтовыми водами толща грунта, которую уже не в состоянии поддерживать подгнившие опоры. Тысячи тонн горной породы, трескаясь, начинают смещаться вниз.

Ничего удивительного. Слишком уж близко к поверхности велись разработки, и чересчур много взрывали динамита. Не зря шахту закрыли именно из-за опасности обвалов.

Кто-то в толпе испуганно взвизгивает. Эльза слышит шум пятящихся назад, спотыкающихся ног. Но большинство из стоящих позади нее не в состоянии пошевелиться. Слишком уж много народу набилось в тесном пространстве. Им некуда деваться.

Пастор поднимает взгляд вверх.

– Нет! – Он скорее приказывает, чем молит.

А Эльза закрывает глаза.

Когда мир вокруг начинает рушиться, у нее закладывает уши от панических криков, но и они в конце концов тонут в грохоте, когда своды обрушиваются вниз, погребая под собой всех, находящихся внизу.

«Как забавно», – успевает подумать Эльза за секунду до того, как ее постигает общая участь.

Шум обвала напоминает рычание Биргитты.

Роберт несет Туне, пока мы, хромая, добираемся назад к центру города. Такое впечатление, словно ночное небо старается помочь нам – оно ясное, и месяц светит так ярко, что лампа не нужна. И это хорошо, поскольку керосин в ней подошел к концу, и пламя блекнет, а потом и вовсе гаснет.

– Оставь ее, – тихо говорю я Роберту. Тот кивает и ставит лампу на край дороги. Пусть там и остается, в знак памяти об этих событиях.

Не сговариваясь, мы направляемся в сторону площади. Именно там мы спали, когда только приехали сюда. И последнюю ночь тоже вполне можем провести там. Последнюю ночь перед тем, как придет помощь и нас заберут.

На площади царит тишина. Апрельская ночь выкрасила останки наших машин в темно-синий цвет, но они больше не выглядят угрожающе. Запах горящей резины и краски почти улетучился. Роберт осторожно кладет Туне на землю. Она мокрая и вся горит, но, судя по ее виду, чувствует себя лучше, чем прежде. Вода смыла бóльшую часть грязи и крови с ее лица.

Я осторожно глажу Туне по голове. Ее дыхание тихое и ровное. Я не знаю, спит она или пребывает в бессознательном состоянии, но выглядит спокойной.

– Останешься с ней? – спрашиваю я Роберта и получаю кивок в ответ. Он сам вправил себе нос, как сумел, но все равно его вид оставляет желать лучшего. Удастся ли выправить нос? Раньше у Роберта был красивый профиль…

– Куда ты собираешься? – спрашивает он меня.

– Я думала забрать одеяла и простыни из школы. Мы сможем сделать из них костер и согреться.

Роберт снова кивает. Слова здесь не нужны.

Я обхожу школьное здание, чтобы добраться до пожарной лестницы, а потом осторожно карабкаюсь по ней вверх. Она трещит, но не ломается. С этой стороны свет луны не проникает внутрь, однако мои глаза уже привыкли к темноте, и мне быстро удается найти все необходимое.